— Они где остановились? — спросил он.
— В гостинице. Названия я, правда, не знаю, но телефон у них есть. Будете звонить? — В голосе ее проскользнула настороженность. Наверное, Ирина Федоровна решила, что, позвонив, Корнилов уже не поедет в Репино.
— А зачем звонить?! Поеду без предупреждения. Гостиница там одна, «Репинская». Найду. Я же в уголовном розыске работаю.
— У вас там небось свои агенты есть?
— Нет, агентов не имеем! — засмеялся Игорь Васильевич.
Увидев Корнилова, Лежнев удивился:
— Ты ли это, Игорь Васильевич! Неужели осмелился так рано покинуть любимую службу?
Он всегда подшучивал над Корниловым за его вечерние бдения. Борис Андреевич считал, что, даже работая в уголовном розыске, люди должны выкраивать время для того, чтобы почитать книгу или сходить в театр. «От этого вы и законность нарушаете, что, кроме воров да бандитов, ничего вокруг не видите, — говорил он Корнилову. — С приличными людьми общаетесь слишком редко. Обрастаете коростой».
Солнце уже коснулось залива. Вода была спокойной, и даже чайки угомонились. Не кричали своими тревожными голосами, сидели на воде без движения, словно заколдованные. Лениво стлался над водой дым от костра — мальчишки жгли сухой плавник.
Корнилов и Лежнев неторопливо шли вдоль кромки воды. Лежнев долго молчал. Похоже, никак не мог собраться с духом и рассказать о причине своего ухода из редакции. Игорь Васильевич не вытерпел:
— Чего ты мучаешься! Расскажешь потом. Я тебе одно предложение хочу сделать…
— В милицейской газете послужить?
— Глупеть вы к старости начали, Борис Андреевич, — усмехнулся Корнилов. — Если бы я обладал вашими способностями — не задумываясь ушел со службы. Хочешь знать: я тебе черной завистью завидую.
— Ну уж… — подозрительно посмотрел на полковника Лежнев. И наконец его прорвало. — Все тебе старуха неправильно рассказала. Ни с кем я не ругался. Да противно стало! Не умею я подстраиваться, а перестраиваться… — Он в сердцах пнул ногой коробку от сигарет, да нерасчетливо — песок веером разлетелся по пляжу. Пожилой мужчина, идущий навстречу, укоризненно покачал головой. — Стыдно и неприлично одним и тем же людям каждые пять лет менять свои убеждения. Вчера писал одно, сегодня — другое. А завтра — там будет видно! Помнишь, как я раздраконил хозяйчиков, которые цветы для рынка выращивают да по десятку свиней на подворье держат?
— Помню. Злой был очерк.
— Вот именно. А теперь я должен их на щит поднимать! Да, я тогда ошибался. Но что обо мне люди скажут, если я вот так запросто на сто восемьдесят градусов поверну? Проститутка, скажут, Лежнев.
— А как твой главный редактор, — с ехидцей спросил Корнилов, — тоже уходит? Ведь это он политику в журнале делал.
— А твой начальник? Прости, он у тебя новый. — Лежнев виновато поднял руку. — Неудачный пример. Знаешь, я считаю, что команда должна меняться полностью. Пришел новый лидер, с новыми идеями, с неприятием старых методов, — он должен и новых людей с собой привести. Всех новых. А то что же получается? Сидит наверху какой-нибудь идеолог, два года назад собирал совещание редакторов — одни указания давал, сегодня — прямо противоположные. Один и тот же человек!
— Может быть, теперь эти указания совпадают с его личными убеждениями?
— А раньше он лукавил? Подлаживался? Вроде меня? Дудки, товарищ полковник! Таким виртуозам верить нельзя. Откуда известно, когда они настоящие? Вот это-то мне и противно. Дуют в новую дуду, даже не покаявшись. — И вдруг, успокоившись, словно ни в чем не бывало спросил: — От меня-то ты чего хочешь?
Корнилов рассказал про старика Романычева. Почувствовав, что Борис Андреевич сомневается, он добавил:
— Это дело по тебе. Ты блокадник, знаешь, что такое сто двадцать пять граммов хлеба в сутки. И в очерках своих судебных никогда конформистом не был.
— Нечего меня комплиментами потчевать! — проворчал Лежнев, но полковник видел, что Борису Андреевичу приятны его слова.
— О чем вы так долго секретничали? — спросила жена, когда Лежнев, проводив полковника, вернулся в гостиницу.
— Обсуждали мировые проблемы, — попробовал отшутиться Борис Андреевич. Ему не хотелось говорить о предложении Корнилова до тех пор, пока он не решит, принять его или отвергнуть.
— Мировые проблемы — это твоя слабость. Но Игорь Васильевич человек дела: болтовней себя не изводит. Так что выкладывай!
— Секреты — они на то и секреты… — начал Лежнев, но жена только махнула рукой:
— Ладно! Сам не вытерпишь, расскажешь.
После ужина она пошла смотреть фильм — в кинозале гостиницы показывали «Письма мертвого человека». Лежнев давно перестал ходить на такие фильмы. И всегда искренне удивлялся: для кого их делают? За последние двадцать лет ему ни разу не удавалось встретить человека, который хотел бы атомной войны.
Он сел в шезлонг на балконе и закурил. Солнце закатилось, и спокойная вода залива сразу потемнела… Уходящий вдаль песчаный берег, сосны, здания Сестрорецкого курорта — все вдруг окрасилось в фиолетовый цвет. Казалось, даже воздух приобрел фиолетовый оттенок. Пронзительно кричали чайки. Из-за леса доносилась невнятная музыка. В Кронштадте, темнеющем посреди залива, зажглись первые огоньки. Огоньки трепетали в вечернем нагретом воздухе, обещая на завтра хорошую погоду.
История старика, решившего повиниться через сорок пять лет, заинтересовала Лежнева. «Целая жизнь прошла с момента преступления, — думал Борис Андреевич. — Как он ее прожил? В вечном страхе разоблачения? А чего было ему бояться? Оклеветанный не вернется, не предъявит свой счет. Сообщники будут молчать. Если бы преступление стало для него первым, но не последним, не пришел бы он с повинной. Да и не мог он в таком случае ни разу не споткнуться. Значит, сорок пять лет жил честно и праведно?» — Борис Андреевич рассеянно следил за тем, как ветер гонит полоски ряби по зеркалу залива. Ему уже захотелось поскорее встретиться со стариком, вызвать его на откровенность, заглянуть ему в душу.
8На следующее утро, в восемь сорок, — Корнилов старался всегда приезжать на службу к этому времени, — ему доложили, что на Каменном острове обнаружили труп неизвестного мужчины. Старика. И первая мысль у полковника была о Романычеве.
— Когда поступило сообщение? — спросил он дежурного.
— Полчаса назад. Наша группа уже выехала.
Спрятав в сейф сводку происшествий, с чтения которой он начинал рабочий день, Корнилов поехал на Каменный остров.
В парке, у неширокого канала с заросшими бурьяном берегами, стоял огороженный глухим забором двухэтажный дом. По-видимому, его собирались реставрировать. Рамы были вынуты, содрана обшивка с потемневших бревенчатых стен.
Рядом с забором стояли две милицейские машины, «РАФ» городской прокуратуры, «скорая помощь». Когда Корнилов вошел в дом, санитары уже уносили накрытый простыней труп.
— Поставьте на минуту, — попросил он.
Один из санитаров вопросительно посмотрел на пожилого мужчину в прокурорской форме. Корнилов узнал следователя городской прокуратуры Медникова, поздоровался с ним.
— Поставьте, — сказал Медников санитарам.
Санитары поставили носилки на засыпанный стружками и мусором пол.
Народу в этой огромной и, несмотря на царящее разорение, светлой и торжественной комнате было много. Судмедэксперт Меншиков, два сотрудника Управления уголовного розыска Бугаев и Филин. И еще несколько милиционеров, с которыми Корнилов не был знаком. Наверное, из районного отдела. Молодой парень в спортивной форме сидел на подоконнике и держал на поводке эрдельтерьера. Пес нервничал, тихонько поскуливал, то и дело смотрел на хозяина.
Бугаев подошел к носилкам и приподнял простыню. Это был Романычев. Теперь полковник понял, что это за сладковатый запах примешивался к острому смолистому запаху стружек, замешенному на густом запахе сырости. Старик пролежал здесь не один день.
— Можно уносить? — меланхолично спросил санитар, когда Бугаев опустил простыню.
Корнилов кивнул.
— Ни документов, ни денег в карманах, — сказал Бугаев. — Ни бумажки, ни табачной соринки.
— Старик не курил.
Все, кто находился в комнате, с интересом посмотрели на полковника.
— Четыре дня назад Капитон Григорьевич Романычев приходил ко мне с заявлением…
— Ему угрожали? — насторожился следователь.
— Нет. Преступление в годы войны. Уголовное.
Следователь хотел что-то еще спросить, но Корнилов не собирался устраивать пресс-конференцию.
— Какие пропозиции, доктор? — спросил он судмедэксперта деловым тоном.
— Обрезком ржавой трубы по шее. Вот и все пропозиции. Уточнения в письменном виде.
— Трубу мы отыскали у забора, — сказал капитан Филин. — Только отпечатков, я думаю, не будет. Такая ржавая…
